Я люблю уезжать в глушь, в деревню, подальше от города, от суеты. Сейчас это особенно актуально, когда уже несколько месяцев мир сходит с ума.
Только в лесу без интернета отключаешь мозг. Происходит перезагрузка. Первые дни ломка, руки тянутся к телефону, хочется узнать новости, посмотреть, а что там в мире, как там этот проклятый коронавирус, что там опять начудили эти наверху. Но интернета нет, совсем нет. Сначала это бесит, но потом отпускает. Ты, как алкоголик отходишь от запоя, как любитель поесть сладкое и мучное выходишь из режима обжорства. День на третий начинаешь жить как нормальный человек – без масок и страха, без мыслей о мировых глупостях и бедах. В лесу, в деревне, на реке, на озере – ты настоящий.
И все природные инстинкты снова просыпаются. Ты снова человек, созданный что-то делать руками, ходить и бегать, таскать, строить, копать, действовать, а не сидеть в телефоне или у компьютера. В здоровом теле здоровый дух. У наших предков не было спорта, их жизнь была спорт. Самый лучший спорт – активная деятельность. Потому и здоровы были и болели меньше. И сильными были – и духом, и телом. И не нужна эта власть, ты сам за себя, наедине с миром. В лесу, в деревне ты, человек города, снова обретаешь свое человеческое предназначение. И далее, как в песне: в помойку все – ноутбуки, смартфоны и социальные сети, деревня, тайга, Сибирь, вот это свобода, вот это хэппи…
Только вместо Сибири родная Карелия, деревня, леса, озера и исключительно спортивная рыбалка, без сетей и хапужества, без задачи – нахапать, надрать, набить мешки. Крючок и леска – все! Как лук и стрелы когда-то. Чтобы на равных с рыбой, чтобы по-честному, чтобы у всех был шанс. Ты – часть природы.
И очень важно преодоление. Чтобы на грани и через не могу. Потому обожаю с друзьями ходить на самый дальний лесной водоем, где нет машин, дорог, людей, где дистанция от всех не четыре метра, а километры глуши. Где звери и птицы видят тебя и что-то тебе кричат, где гуси-лебеди на озере живут и ни одной избушки, даже на курьих ножках. И вот, прыгая с кочки на кочку, идешь по топкому болоту и бурелому километры с надувной лодкой на плечах на дикое лесное озеро. Кричишь по дороге и напеваешь песни, потому что вокруг полно медведей, и они не всегда дружелюбны. Но они есть, судя по кучам и следам, и не раз уже попадались раньше. И еще миллионы комаров и всяких лесных жужжащих тварей на болоте норовят тебя сожрать. Но тебе хорошо.
Весь потный доходишь до места и падаешь лицом в мох, скидывая с себя груз. Спина с непривычки болит так, словно вагон разгрузил. Мышцы, которые молчали и не пригождались в городе, приятно ноют. Но ты уже чувствуешь в себе древнего человека, того который петроглифы выбивал, и начинаешь поиск и охоту на ту самую астафьевско-хемингуэевскую царь-рыбу.
А вы видите лебедей?
И когда кажется, что все мимо, все зря, когда на веслах пройдено все, вдруг случается поклевка – твой шанс поймать мамонта! На маленький крючок садится чудовище. Ты на границе двух миров, а между вами звенит леска. И снова старик и море. Когда каждую секунду вываживания думаешь, что все, вот уйдет. Нервы тоже в струну, и повторяешь, как заклинание «только не сойди, только не сойди». Но товарищ, самый дорогой в эту минуту человек, ловко затаскивает монстра в лодку. Все. Выдохни.
Смотришь на него под ногами. Ни в один пакет не втиснуть, а потому монстр остается на дне лодки. А тебе уже ничего не надо, ты счастлив, твой мамонт пойман, твой собственный петроглиф выбит. Произошло окончательное единение с этим настоящим миром, а не выдуманным с ругательными словами, вроде поправок к конституции и пандемией. Вот это и есть свобода.
А потом адский обратный путь с остановками по пути, паданием в болотные топи, промокшими в сапогах ногами, криками, чтобы косолапый пошел вон. И мясом мамонта, символом и смыслом всего этого экстрима. Вот это то настоящее, из-за чего стоит жить, ради чего так любишь Карелию.
