Фото Ильи Тимина
Журналистское расследование портала «Карелия.Ньюс».
В двух первых частях – о конфликте между жителями деревни Сяргозеро и форелеводами, которые расположились на одноименном озере. Первые утверждают, что рыбоводы загрязняют водоем. Вторые говорят прямо противоположное – они подарок для района, а водоем загрязняют сами местные жители. Кто их рассудит? Может быть государство? Но как выясняется, у государства для этого нет ни желания, ни рычагов.
Секрет раскрыл, но показать побоялся
Форелевод из Кондопоги Николай Федоренко – главная звезда отрасли в Карелии. Наград у него на две стены. Выращенные им форель и икра уходят на ура по всей России. Его имя гремит. Открыл за последние пару лет несколько фирменных магазинов.
Николай Федоренко. Фото Ильи Тимина
Наш разговор состоялся в январе – в местечке Тулгуба, недалеко от Кондопоги. Здесь у Федоренко на берегу Онежского озера большое хозяйство. 12 огромных садков на 100 тонн форели каждый и шесть по 30 тонн. Все серьезно.
Мы стоим на берегу второго по величине пресного водоема в Европе (первый – Ладожское озеро, если что), примерно в километре от нас садки с форелью.
Я тебе основное скажу и самое главное, что надо в этой жизни для форелеводов, – по-одесски говорит Федоренко. Николай Владимирович с виду очень простой мужик, работяга: не сказать, что именно этот дядька хозяин такого крупного бизнеса.
Фото Ильи Тимина
– Так вот главное в том, что надо на глубинах растить рыбу. Минимум на 10-15 метрах. На дне много всяких букашек, паучков, которые питаются белком. На большой глубине они все переедают, что падает. Если глубина в том месте, где садки стоят, 5-7 метров, и не дай бог еще меньше, это чревато. Все идет на дно и не растворяется. На это садится грибок, начинает плесень есть. Может всплывать. Не перерабатывается.
Если деревня рядом, около населенного пункта может жирок появиться. На больших глубинах этого нет. У меня здесь садки на 35 метрах стоят. Я уже 20 лет в этом месте – вреда никакого.
Прошу отвезти нас к садкам. Федоренко словно не слышит просьбы, пускается в рассуждения. Признает, что самая главная проблема форелевода – рыба болеет и гибнет. Летом куда ни шло, а зимой надо ее как-то доставать из-подо льда. У многих форелеводов, подтверждает он слова бывшего завхоза хозяйства в Сяргозере Кондроева, мертвая рыба гниет в садках до самой весны, пока лед не сойдет. Тонны тухляка!
Садки на горизонте. Тулгуба. Фото Ильи Тимина
Я всю жизнь мечтал, чтобы в садке не было ни одной мертвой рыбы. Добился и сделал суперсовременные 100-тонные садки. Такого нигде в мире нет! Каждый день и зимой, и летом утром человек заходит в 100-тонный садок, покрутит штурвал, механизм поднимет всю ослабшую рыбку. Подсаком вычерпал, утилизировал. Ничего не остается, – заверяет форелевод.
По его словам, 1-2 ослабевших или мертвых рыбины его люди достают из большого садка ежедневно. Если гибнет больше – надо подключать ветеринаров, проверять на болезни.
В это время со стороны садков приходит снегоход с рыбой. Пенопластовые ящики полны радужной форели. Особи по 3-5 кг – красота! Свеженькая рыбка играет на свету. Фотографируем хозяина с этой добычей и вновь просим его отвезти нас к садкам. Но он снова резко меняет тему.
Фото Ильи Тимина
Я в поселке Березовка (рядом с Кондопогой, – прим. автора) построил цех по переработке отходов. Скоро открытие. Смогу переработать все рыбные отходы республики – тонну в час. Из этого можно производить комбикорм, высококачественный рыбий корм, рыбную муку. Приезжайте на открытие! А мне пора…
Федоренко вдруг срывается и почти бежит к своей машине, по пути бросая, что к садкам съездить сегодня не получится. И улетает на своем джипе, почти по-английски.
– Смотри на санки, – мой коллега-фотограф Илья поднимает объектив и делает несколько снимков.
Фото Ильи Тимина
Санки, на которых привезли форель, все в крови. А сама рыба, на это мы тоже обратили внимание, с надрезом под жабрами, уже без крови. Рыбаки и форелеводы знают, что умерщвление рыбы, ее обескровливание, так называемое калтычение (надрез калтычка рыбы – места между жабрами и грудными плавниками – с последующим выпуском крови) – обязательная процедура для сохранения качества мяса и товарного вида. А не спускают ли кровь прямо у садков на лед или в воду? И не эту ли картину так не хотел показывать нам форелевод Федоренко? Остается только гадать.
Только 100 озер из 62 тысяч
Итак, если форель следует выращивать только на больших и глубоких водоемах, то подходит ли наше Сяргозеро под эти критерии? И сколько всего озер в Карелии пригодны для форелеводства?
Я вспомнил про две ценные брошюры, подаренные мне форелеводами Козыревыми. Обе они 2018 года, значит, данные в них актуальны. Первая – отчет о форелеводстве на Сяргозере, вторая – о нем же на других 14 водоемах. Оба издания – продукт Института биологии Карельского научного центра Российской академии наук.
Фото автора
Главный вывод ученых звучит как приговор – только на 100 водоемах Карелии из более 60 тысяч по гидрологическим, гидрохимическим и гидробиологическим показателям можно развивать товарное рыбоводство (товарную форель, а не мальков, у нас выращивают почти все хозяйства). Объемы производства при этом все же могут быть доведены с нынешних 27-28 тысяч до 30-35 тысяч тонн в год, но не более.
Скриншот из книги “Состояние пресноводных водоемов Карелии с товарным выращиванием радужной форели”
Списка этих водоемов в книжке нет, но Сяргозеро, судя по оптимистичному отчету и выданным разрешениям, в сотню входит.
В Сяргозере биогенные элементы с форелевой фермы большей частью вымываются из озера, а не остаются в нем, – заключают ученые.
Однако в целом состояние экосистемы озера они оценивают как удовлетворительное. Не хорошее, не отличное, а удовлетворительное. То есть на троечку. Важнейшее условие ее сохранения, по мнению ихтиологов, недопущение превышения объемов в 300 тонн в год.
В исследовании также дана точная цифра хозяйств, которые на момент исследований работали в Карелии – 57 (по данным на февраль 2019 года – 61 хозяйство). Однако только на 15 из них проведена экологическая экспертиза. И то исследования проведены по инициативе общественников и ученых.
Ученые убеждены, что отсутствие исследований на большинстве водоемов, где выращивают форель, совершенно недопустимо при таких больших объемах. Они считают, что необходимо на законодательном уровне закрепить необходимость проведения таких исследований раз в пять лет на каждом водоеме, где разводят форель. Кроме того, они предлагают ограничить форелеводство на тех озерах, где обитают ценные породы рыб – лосось, палия, сиг (а это, между прочим, самые интересные для форелеводов крупные водоемы – те же Онежское, Ладожское, Сегозеро, Маслозеро и даже маленькое Сяргозеро, где обитает сиг).
Вода в Сегозере пока еще прозрачная, но форелеводы стараются. Фото автора
Кроме того, ученые настоятельно рекомендуют переводить производства на моря, как это уже несколько десятилетий назад сделали в Финляндии, Норвегии, Дании и Швеции.
Экономика важнее экологии
Что же обо всем этом говорит государство? Позиция Игоря Пепеляева, начальника Управления рыбного хозяйства Минсельхоза Карелии, проста и отражает госполитику: форелеводам – зеленый свет. В Минсельхозе справедливо говорят, что их главная задача – экономическое развитие региона. Форелеводство его обеспечивает. Точка.
Но Пепеляев все же признал – хозяйство в Сяргозере могли бы и не открыть, если бы люди тогда выступили против.
Игорь Пепеляев, фото автора
В год к нам в Минсельхоз поступает порядка 12-15 заявок на открытие форелевых хозяйств. При этом мы отказываем примерно половине обратившихся. Главная причина отказа – несогласие местных жителей и особенно администрации. Бывает также, что заявки приходят на водоемы, не подходящие по характеристикам, тогда мы тоже отказываем, – сказал Игорь Пепеляев, признав, что в Карелии действительно лишь около 100 озер пригодны для развития форелеводства.
По его словам, в Сяргозере люди изначально не были против открытия фермы, более того, поддержали форелеводов. Сейчас же закрыть хозяйство, которое успешно работает несколько лет и не нарушает законы, практически невозможно.
Как же происходит получение разрешения на выделение участка для этого бизнеса? Это тоже довольно интересная история. В управлении рыбного хозяйства пояснили: решение о выделении участка принимают в федеральном агентстве по рыболовству (ФАР), оно же Росрыболовство, в Москве, удаленно, на основании рекомендаций карельского Минсельхоза. Подать заявку может любое юридическое лицо. Далее Минсельхоз узнает мнение науки, опрашивает местное население, администрацию. Потом вопрос выносится на комиссию, далее, если комиссия поддерживает, формируются границы этого участка, вся информация направляется в Росрыболовство, которое и принимает окончательное решение. Понятно, что из федерального ведомства никто на водоем не выезжает. Принятие решения происходит удаленно.
Сами себя контролируют
В Управлении признают, что экологический вред от хозяйств не миф. Другой вопрос, что фактически разговоры о вреде хозяйств остаются только разговорами. Игорь Пепеляев не смог припомнить ни одного административного дела против форелеводов, связанного с экологией. И здесь уже вопрос к контролю.
По поводу качества воды и результатов проверок, которые всегда почему-то хорошие, в Минсельхозе согласились: нет никакой гарантии, что форелеводы берут анализы воды корректно (если помните, воду они набирают сами и везут на исследование). Проще говоря: никто их не контролирует. В министерстве это, получается, знают, но ничего не могут с этим поделать.
Деревня Сяргилахта на озере Сямозере. Отсюда форелеводы уже ушли, оставив после себя дурную славу. Фото автора
Добавим, что и за рыбоводно-биологическое обоснование форелеводы тоже платят сами. Делать РБО или не делать – их добрая воля.
Мы долгое время не могли добиться того, чтобы этот документ был обязательным при выделении участка. Нет этого и сейчас. Правда, эти данные учитывают при согласовании проекта хозяйства. То есть должен быть некий расчет по нагрузке на водоем, – говорит Пепеляев.
При этом тут же признает, что да, получить участок и начать бизнес можно и без РБО. Форелеводы заказывают РБО в одной из серьезных организаций (Академия наук, Петрозаводский университет, Главрыбвод и ряд других). Но все равно никакой проверки корректности расчетов не предусмотрено, а главное – нет ответственности авторов таких расчетов.
В итоге нередко рыбоводно-биологические обоснования оказываются ошибочными. Не зря ученые РАН в выше упомянутом исследовании говорят, что в ряде водоемов объемы завышены и требуют снижения. На том же Сегозере или даже нескольких заливах Онежского озера в Заонежье. Игорь Пепеляев признал, например, очевидный перебор с хозяйствами, например, в Кондопожской губе Онежского озера, где, по его словам, выращивается до 25 процентов всей карельской форели.
Кондопожская губа Онежского озера и садки. Фото Ильи Тимина
Пока спасает то, что в этой губе высокий водообмен, губа открытая. Но биогенов там все равно очень много, – говорит начальник управления.
Получается, что все карельское форелеводство в части экологии отдано на откуп самому себе. Интересно, злоупотребляют ли форелеводы тем самым «зеленым светом», который дало им государство. Об этом мы пообщались с нашим ключевым экспертом в этом расследовании.
Форелевод, на которого молятся
Мы долго искали человека, который честно и профессионально мог бы рассказать подноготную форелевого бизнеса в Карелии. И нашли. Наш эксперт согласился поговорить под обещание не раскрывать его имя, поэтому пусть он будет Александром. Наш собеседник имеет многолетний опыт руководящей работы не только в Карелии, но и в России на ведущих предприятиях этой отрасли. Что немаловажно, он практик, сам форелевод и бывал практически на всех хозяйствах в Карелии.
Но сначала о хорошем – Александр убежден, что в Карелии можно безопасно выращивать форель. Объемы в пределах 30 тысяч тонн форели в год – далеко не предел. Кроме того, форелевое хозяйство может быть надежной опорой экономики и социальной сферы для местных жителей. В качестве примера наш собеседник привел форелевода из Муезерского района, на которого местные жители буквально молятся. Бизнесмен не только честно платит налоги в местную казну, но и помогает местным детскому саду и школе.
Фото Ильи Тимина
Впрочем, есть, как обычно, очень важные условия, чтобы форелеводство не убило экологию. И здесь у нас, мягко говоря, все совсем не идеально.
Самое страшное – тонны тухлой рыбы
Александр уверен, что, если форелевод четко следует рыбоводно-биологическому обоснованию, ограничивающему объемы выращивания, если РБО сделано правильно, водоем справляется с продуктами жизнедеятельности форели. То есть проблему фекалий решить можно просто соблюдая РБО.
Если еще при этом регулярно меняются места установки садков, водоем может существовать десятилетиями, без какого-либо ущерба, – говорит Александр.
Проблему корма, который якобы тоннами падает на дно, наш собеседник также считает сегодня неактуальной. Форелеводы научились кормить правильно, не перекармливать, и корм в большинстве случаев усваивается полностью.
По словам нашего собеседника, самый страшный вред водоему наносят не корм или фекалии, а так называемый донный отход, попросту мертвая рыба, которая умирает в садке и ложится на его дно.
Особенность выращивания форели в Карелии в том, что есть зимний цикл – от четырех до шести месяцев – когда рыба находится подо льдом. Зимой в садках рыба очень часто гибнет. Достать ее оттуда до весны зачастую невозможно, – говорит Александр, повторяя слова фермера Федоренко.
Почти полгода форель живет подо льдом. Фото Ильи Тимина
Причин гибели рыбы может быть много. Неправильное кормление, болезни, паразиты. Однако, по словам Александра, по неофициальной статистике, гибнет порядка 12-15 процентов содержимого садка. Это очень много. Если в садке развивается болезнь, а это происходит нередко, за зиму может погибнуть до 50 процентов особей.
То есть в самом маленьком десятитонном садке к весне может быть минимум 1,5 тонны тухляка, который лежит на дне садка и гниет. Я лично видел садки, где на дне лежало четыре тонны мертвой рыбы. Они неподъемные. Это наносит катастрофический вред окружающей среде. О том, как оттуда достают эту рыбу – отдельная история. В любом случае, если взять все 27-28 тысяч тонн, то выходит, что четыре тысячи тонн рыбы в год – это донный отход, попросту мертвая рыба.
И вот наступает весна, открывается садок. Что мы видим? Если там много мертвой рыбы, то вода цветет, разводами, будто пролили бензина с маслом (такое сравнение приводили жители Сяргозера, показывая свои фильтры). Не пролечили, неправильно рассадили, не сделали вовремя сортировку, болячку какую-то поймали – много вариантов. Важно другое – что с ней делать? По правилам – утилизировать, сжечь в крематорах.
По словам нашего эксперта, крематоров в Карелии на все почти 60 хозяйств от силы десять. Поэтому форелеводы эту рыбу закапывают в лесу. Эти слова, к слову, подтверждает начальник управления рыбного хозяйства Пепеляев. При этом, по словам чиновника, закон не запрещает утилизировать рыбу в узаконенные могильники. Наш эксперт Александр и вовсе не видит в этом большой беды.
Потому что на самом деле, лес справляется. Вонь, конечно, дикая, но это не самое страшное. А вот тех, кто закапывает мертвую рыбу на побережье или топит в озере, надо жестко наказывать, – считает Александр. – Потому что все это идет в водоем, уничтожая его.
То же касается и отходов потрошения, которые везут в специальные цеха. Таких цехов в Карелии всего несколько единиц, а нужно десятки. В итоге потроха чаще всего тоже закапывают в лес. В среднем, их примерно 8-15% от веса рыбы. То есть с десяти тонн – 1,5 тонны потрохов.
Фото Ильи Тимина
Другая проблема – обескровливание рыбы. По ветеринарным правилам, рыба должна обескровливаться в определенных емкостях. Потом кровь сливается в накопительные танки, утилизируется. Сливать кровь просто на землю или в озеро запрещено.
– Но танков нет, емкостей нет, биотермических ям нет. Я лично знаю только три хозяйства, где есть системы для обескровливания. На практике зимой часто происходит так: во льду вырубается небольшая майна, туда заводится сетка, из садка поднимается рыба. Ей накалывается брюшная вена, рыбу бросают в воду. За 6-7 минут рыба теряет всю кровь, рыбу достают, кровь остается в водоеме. Кровь – это органика, увеличивается фосфор, изменяется кислотность, что пагубно влияет на экологию.
Я сразу вспоминаю активное нежелание форелевода Федоренко не пускать нас к садкам. Может, вот причина?
У чиновника Игоря Пепеляева иное мнение по поводу такого обескровливания.
Слив крови в майну… Да, такое практиковалось лет десять назад. Сейчас этого нет практически. Сейчас в хозяйствах бочки и потом кровь вывозят.
У форелевода Федоренко на ферме все серьезно. Фото Ильи Тимина
Важный документ, но необязательный
Самое главное нарушение форелеводов, вновь и вновь повторяет Александр, это пресловутое несоблюдение требований рыбоводно-биологического обоснования (РБО). Того самого, которое не требуется для открытия хозяйства и которое форелеводы делают по своей инициативе за свои деньги.
– Я был практически на всех хозяйствах Карелии. Могу сказать, что примерно половина соблюдают РБО. Как только форелевод начинает не соблюдать, появляются проблемы. Нарушение, прежде всего, выражается в переуплотнении рыбы, ее в садках больше, чем нужно. Как результат, появляется плохой запах, водоросли на садках, плесень на древесине. В воде увеличиваются токсичные соединения – это отходы жизнедеятельности рыбы, попадающие в воду с фекальными массами и через жабры. В результате это превышение норм по фосфатам, нитратам, и так далее. Когда все это перегнивает, озеро начинает умирать, – говорит Александр.
В качестве примеров, где грубо нарушается РБО и за это никто не наказывает, эксперт привел как раз упомянутую Игорем Пепеляевым Кондопожскую губу Онежского озера, где вместо нескольких тысяч тонн по факту выращивается 6-7, и упомянутый в первой части залив в районе Хийденсельги на Ладожском озере, где также выращивают не менее семи тысяч, хотя даже три много для этого места.
Большое озеро убить непросто и долго, а вот маленькое умирает примерно за 3-5 лет, – продолжает Александр.
Фото Ильи Тимина
Кстати, по словам эксперта, многие форелеводы неправильно понимают РБО. Если предусмотрено 300 тонн на водоем, то это с учетом всех возрастных групп форели, которые растут в садках, а не только товарной рыбы на выходе. Это еще одна проблема в итоговых подсчетах.
Света нет, но вы развивайтесь
Александр подтвердил информацию и о том, что в Карелии для выращивания форели по гидрологии и гидрохимии из более 60 тысяч озер подходят чуть более 100. Он назвал цифру примерно в 112-116 озер. Но при этом отметил, что большинство даже этих водоемов для этого бизнеса недоступны.
Для открытия форелевого хозяйства необходима инфраструктура – дороги, электричество. Так вот из этих почти 120 озер с обустроенным доступом и подведенным электричеством знаете сколько? Два – Онежское и Ладожское. Увеличим их до 40, посчитав вклад самих форелеводов, которые в Карелии становятся еще и строителями дорог и линий электропередач.
К остальным 80 водоемам у нас нет ни дорог, ни доступного электричества. Лоухский, Сегежский, Костомукшский районы почти не задействованы. Именно в них потенциал на увеличение объемов, а не там, где и так уже перебор.
Форелеводы нередко сами вынуждены тянуть линии к своим хозяйствам. Фото автора
Чиновник Игорь Пепеляев называет другую цифру. По его информации инфраструктуры для развития отрасли нет примерно на 40 водоемах. На более 70 озерах, где ученые дают добро на открытие хозяйств, форелеводы либо работали, либо уже работают.
Что делать?
Я попросил Александра обозначить, что необходимо сделать, чтобы форелеводство развивалось и при этом не наносило вред окружающей среде.
Первое, по его мнению, необходимо создать инфраструктуру для новых хозяйств – строить дороги, проводить свет.
Важно также возродить систему качественного контроля за форелеводами на местах. Необходимо не только включить РБО в обязательное требование для предоставления участка, но и заставить предпринимателей его соблюдать. Сейчас, повторил наш собеседник, не менее половины игнорируют эти требования.
В России очень хорошее природоохранное законодательство, одно из самых жестких в мире, очень хорошие ветеринарные правила. Проблема в том, что они чаще не соблюдаются. Некому все это контролировать. Нет специалистов. Никто сейчас не ездит на хозяйства. Все, кто мог, ушли, сбежали от маленьких зарплат. Нужно вернуть систему контроля на местах, восстановить полноценный ветеринарный контроль, – уверен Александр.
По его словам, необходимо также усилить контроль за отбором рыбы и проб воды на исследования. То, как это происходит сейчас, уверен Александр, это не контроль, это, по его словам, профанация и зарабатывание денег лабораториями. Рыбу и воду на исследования привозят сами рыбоводы, имея все возможности и рыбку получше взять и воду не у садков набрать. Исследования вреда хозяйств никто не проводит (те 15 водоемов скорее исключение). Никаких административных дел по вопросам экологии в отношении форелеводов тоже никто не возбуждает.
Назвал Александр и еще одну довольно необычную проблему, которая актуальна для форелеводов – воровство. Объемы краж рыбы у форелеводов, по словам нашего эксперта, довольно велики. Причем не просто краж, как в Сяргозере, а профессиональных, с водолазным оборудованием, с быстроходными катерами и оружием.
Вместо эпилога
В завершении нашей беседы я попросил Александра высказать мнение по ситуации на озере Сяргозеро. Он сразу сказал, что для того, чтобы говорить уверенно, необходимо тщательно изучить ситуацию, правильно провести необходимые исследования воды и донного сапропеля. По его мнению, на таких озерах выращивать форель можно, только объемы должны быть до 50 тонн, а не 300. В Финляндии множество хозяйств, где растят до 50 тонн. Они вреда не наносят, считает он.
По мнению нашего эксперта, проблемы с качеством воды в Сяргозере, на которое жалуются местные жители, скорее всего, не наговоры, что бы ни говорили форелеводы.
Сяргозерским бабушкам оговаривать форелеводов незачем. Фото автора
Александр полагает, что изменения качества воды вызвали не фекалии или неправильное кормление. Он предположил, что проблема может быть в избыточной биомассе, выращиваемой в водоёме, а также в завезённой больной рыбе, которая в итоге погибла.
Так это или нет, проверить сложно. В любом случае, как мне кажется, в ходе расследования удалось выявить очень важные моменты. Форелеводы действительно недоговаривают и наносят реальный вред окружающей среде, власть действительно закрывает глаза, ставя по главу угла экономику, проверяющие органы действительно не справляются, либо не хотят справляться.
Впрочем, и местные жители тоже склонны верить слухам и нередко ошибаются, не говоря уже о том, что и сами активно участвуют в уничтожении водоемов.
Еще добавлю, что, изучая тему форелеводства, понял важную вещь – это действительно очень сложный бизнес. Успех форелевода зависит от тысячи составляющих. Тут и экология, и вода, и особенности водоема, и глубины. А еще качество малька, корма, оборудования, профессиональный уровень рыбоводов, персонала, глубокие знания всех особенностей и нюансов, обеспечение безопасности, умение найти контакт с местными жителями. А еще очень большие инвестиции, ведь, как мы видим, первые пять лет никаких доходов нет, одни расходы. Только при соблюдении всех тысячи условий можно рассчитывать на успех.
Сяргозеро. Фото автора
Что же до Сяргозера, то хочется думать, что там все будет хорошо, что форелеводы Козыревы и Артамоновы относятся к порядочным бизнесменам. Уж больно оно красивое это плотвиное озеро Сяргозеро, не хочется его потерять.
Поддержано Muckraker-Russia – сетью журналистов-расследователей
