Не смотрю телевизор давно. Включаю только на футбол. Фильмы сейчас набиты рекламой, невозможно спокойно смотреть. Про новости… ну, вы знаете. Сегодня обедал дома, решил включить запылившийся телек. Нарвался на новости «Пятого канала». Зацепила картинка парусника, который пройдет по Неве на традиционном празднике выпускников «Алые паруса» в Санкт-Петербурге. Невероятное зрелище, всегда до мурашек. Решил посмотреть сюжет…
Не трогает. Тон поменялся. Появилась какая-то пафосная истеричность что ли. Несколько раз журналист повторил фразу, что это будут лучшие «Алые паруса» за всю их историю.
«Сотни миллионов рублей, потраченные на этот праздник, – это не деньги на ветер, это инвестиции в будущее», – заключил коллега с «Пятого».
Пиротехническое шоу, трогательный мальчик, поющий песню прямо в сюжете на набережной, и этот прекрасный парусник из сказки Александра Грина. Но… тон поменялся. И сразу же в один ряд: лучший Чемпионат мира, лучшие люди, лучший прием в лучшей стране. Я не понимаю, почему надо, чтобы именно лучший, почему нельзя «отличный» или хотя бы «один из лучших».
Следующим сюжетом в новостях за «Алыми парусами» была история про мальчика Артема. У Артема саркома, рак, он прошел уже 10 курсов химиотерапии. В кадре лысый больной мальчик. Вот тут до мурашек. На лечение ребенку нужно 3 млн рублей. Эти три миллиона «Пятый канал» попросил у жителей города. Люди откликнулись и собрали 12 млн рублей, в четыре раза больше. Ведущая новостей благодарит зрителей за то, что они откликнулись, за их большое сердце.
Я тушил пожар, пожар в себе. Сотни миллионов «инвестиций в будущее» на «Алые паруса» и 3 млн денег на Артема, которые крупнейший федеральный канал клянчит у людей. Клянчит! У простых людей! В лучшей стране в мире, где все лучшее. И вот это вымогательство сразу после сюжета про многомиллионный праздник. Вот мне интересно, редакторы «Пятого» хорошо спят?
Я выключил телевизор и вспомнил вчерашний пост в «Фэйсбуке» коллеги-журналистки из Петербурга Татьяны Косиновой. Осторожный пост о том, как она рада, что в ее родном городе проходит Чемпионат мира по футболу, что столько иностранцев, в магазинах и на улицах звучит множество языков, на Невском толпы народа, по Фонтанке в два ряда курсируют прогулочные катера. Но при этом она пишет, что это параллельная реальность практически не пересекается с ее реальностью.
– У меня вот через час заседание в гарнизонном суде, которое сорвут или проведут – никто не знает. Виктор Филинков будет оспаривать бездействие властей на его жалобу на пытки. Вот это – пытки, голодовки украинских политзаключенных, сфабрикованные дела против Юрия Дмитриева, Оюба Титиева и других активистов, наше бессилие и наша несвобода футбол и праздник не пропускают в меня, – пишет коллега.
В меня тоже не пропускают. Я знаю, что у меня сегодня не выйдет из головы мальчик Тема и его саркома и цинизм «Пятого канала». Я не могу заставить себя радоваться футболу. Даже отличным победам наших спортсменов, которых СМИ уже зачем-то сделали чемпионами после двух побед над не самыми сильными соперниками.
В университете я изучал творчество Александра Грина, автора тех самых «Алых парусов» и «Блистающего мира». Грин был нищ, болен и несчастен. Но он писал удивительно светлые произведения. Он тоже жил в параллельных мирах. Один – для читателей, второй – его мир, полный трагизма и боли. У нас, видимо, так же.
А еще вспоминаю прекрасный роман «Петербургские зимы» писателя Георгия Иванова. Роман о событиях столетней давности. О конце великой эпохи. Начинается он этим отрывком, им и завершаю:
«Говорят, тонущий в последнюю минуту забывает страх, перестает задыхаться. Ему вдруг становится легко, свободно, блаженно. И, теряя сознание, он идет на дно, улыбаясь.
К 1920-му году Петербург тонул уже почти блаженно.
Голода боялись, пока он не установился «всерьез и надолго». Тогда его перестали замечать. Перестали замечать и расстрелы.
— Ну, как вы дошли вчера, после балета?..
— Ничего, спасибо. Шубы не сняли. Пришлось, впрочем, померзнуть с полчаса на дворе. Был обыск в восьмом номере. Пока не кончили, — не пускали на лестницу.
— Взяли кого-нибудь?
— Молодого Перфильева и еще студента какого-то, у них ночевал.
— Расстреляют, должно быть?
— Должно быть…
— А Спесивцева была восхитительна.
— Да, но до Карсавиной ей далеко.
— Ну, Петр Петрович, заходите к нам…
Два обывателя встретились, заговорили о житейских мелочах и разошлись.
Балет… шуба… молодого Перфильева и еще студента… А у нас, в кооперативе, выдавали сегодня селедку… Расстреляют, должно быть…»
